MEMENTO MORI |
--
"Maschinen Project 14" by Ignacio Fernández Ríos |
КАРОЛИНА
сarolina
Кэрол, Кэл, Лина
Возраст: | Раса: | Место нахождения: |
PE MORITURUS, TE SALUTANT |
Особенности внешности: Каролина — девушка с выжженными до белизны длинными прямыми волосами. Она не из тех, кого можно назвать "хрупкой барышней". С детства занималась лёгкой атлетикой, брала уроки борьбы, из-за чего обладает подтянутым, крепким телом. Бледная кожа, светлые глаза и тонкие пальцы добавляют налёт аристократизма.
Опознать её тело вы сможете по порванному левому уху и четырём шрамам. Три из них на лице: первый пересекает левую бровь, второй — переносицу, третий — левую щёку. Последний шрам находится на животе, начинаясь чуть ниже левой груди и заканчиваясь немногим выше пупка.
163 см / 49 кг
Навыки: быстро бегает, большую часть жизни занималась борьбой, умеет вскрывать замки, тренировала ловкость рук. Знает английский, французский и немецкий.
Говорят, что чем более ненормален человек, тем более нормальным он нам кажется. Каролина могла бы служить иллюстрацией к этому выражению. На пути к отклонениям, вы должны понимать, женщина встретила не мало указателей и ударов хлыста, направивших её туда. Мы сами творим монстров, иначе зачем им потом прятаться от нас под кровать?
Маленькая история про маленького монстра, которая неожиданно подошла к концу и началась вновь.
***
В моём состоянии люди говорят о том, что слышат голоса. Или видят то, чего на самом деле нет. Наверное, это какая-то грань, которая отделяет их от остального общества. Точка, которую они ставят сами перед собой в надежде на то, что это действительно не норма. Но я не слышу того, чего не стоит слышать. И не вижу ничего такого, чего нет на самом деле. Я такая же нормальная, как вы. Или ваш ребёнок. И, пожалуй, именно этим пугаю больше всего. Не каждый захочет даже допускать мысль о том, что подобное чудовище может спать за стенкой или идти рядом, или закупаться в том же магазине, смотреть те же фильмы, слушать такую же музыку. Нам так хочется, чтобы это было действительно вне нормы, что мы создаём целые легенды, выстраиваем воздушные замки про маньяков, нетерпимых к смешению крови убийц, педофилов и других.
Их избивали родители.
Не любили в школе.
Это заложено где-то на генном уровне.
Плохие книги.
Плохое кино.
Проклятье.
Вы ищете оправдание, которого нет и никогда не будет. Просто так вышло, что мир сломал меня. Не потому что я какая-то особенная, или моя судьба сильно отличается от судьб других женщин. Нет. Просто моё "не хочу взрослеть" чуть менее романтичное, чем ваше. Вы катаетесь на карусели под дождём, а я насилую девочек-подростков. Даже не всегда насилую, иногда просто соблазняю. Я ведь романтик, отчасти. Вы смотрите мультики вместо документального кино, а я облизываю щёку мёртвого мальчика лет тринадцати. Он ещё тёплый и приятно пахнет. Это вызывает во мне те же чувства, что в вас запах свежей булочки. Приятно, правда? Ой, не надо морщиться. На вкус и цвет, как говориться, ребят, на вкус и цвет.
Мне нравится чувство собственного превосходство, власть в руках. Знаете, когда ты уверен, что жизнь какого-то человека зависит от тебя. Когда ты знаешь, что именно ты — самый умный в комнате. Я не понимаю, как это может не нравиться и даже искренне сочувствую амёбам без амбиций. Конечно, плата за это — зависть. Чёрная, удушающая зависть. Я ненавижу тех, кто умнее или хитрее меня. Силу простить легко, а вот интеллектуальное превосходство — отнюдь.
Те, кто знают меня настоящую, говорят, что я очень жестокая. Или жёсткая. Я не всегда умею проводить черту между этими двумя понятиями, пожалуй, потому что не понимаю, чем они плохи. Зашить рану можно лишь твёрдой рукой, а наш мир кровоточит. Не понимаю, к чему всегда говорить правду, хранить верность, блюсти какие-то традиции и законы. Делай просто то, что хочешь. Ведь не в этом ли смысл жизни? Никто потом не сядет над твоим гниющим трупом с письмами с благодарностью. А если и сядет, то, поверь, дружок, тебе уже будет плевать. Поэтому если я хочу что-то, то иду беру это. Если я злюсь — выплёскиваю эту злость. Если хочу причинить кому-то боль — делаю это. Простые правила и никакого стресса.
Это не делает меня прямолинейной, не подумайте. Напротив. Самое интересное, что могут принести в мою жизнь другие — это возможность их обмануть, обвести вокруг пальца. Я люблю чувствовать себя кукольником, привязывающим ниточки к ручкам-ножкам подопечных. Так забавно дёргаются потом! Интриги, да? Интриги! Ещё какие! Политика, СМИ, громкие заявления на телевидении — всё это ради интриг, ради спектакля. Я — самый преданный актёр сцены, уж поверьте.
Моя гордость не любит быть уязвлённой. Острый язык, надёжные связи — вот мои инструменты в защите собственных прав потребителя реальности.
И если правда можно сойти с ума просто для того, чтобы спастись от бессмысленности происходящего, со мной произошло именно это. Мама говорит, что надо прийти в сознание, а я не знаю, стоит ли оно того. Стоит ли реальность того, чтобы в неё возвращаться? В "нормальное" обличье, хотя я совсем не понимаю, что во мне ненормального.
Я родилась в семье, которая напоминает собой поле боя. Люди, которые привыкли плести паутину интриг в мире, как правило, не уходят в отпуск, возвращаясь домой. Моя мать "подсиживала" свою сестру, желая отнять у неё, внимание, сына! Зачем? Боги, я до сих пор этого не понимаю. Из мести, наверное, потому что та когда-то убила её собаку. И это, поверьте мне, самое безобидное, что происходило под нашей крышей.
Не удивительно, что с пелёнок я впитывала тиранию, интриги, превращалась в какую-то паучиху в гнезде. Знаете, адаптировалась к условиям, привыкала к обществу - не единственному, но самому близкому, которое я знала.
Всё с того же детства я увлекалась историей. Мой отец был археологом и часто привозил какие-нибудь диковинки с раскопок, а потом рассказывал вечерами о том, что это и откуда. Иногда это были целые легенды там, сказки. Кусочек нормального детства во всём этом беспорядке, как лучик света, понимаете? Пожалуй, я до сих пор за него цепляюсь.
Подождите.
Мне немного тяжело об этом говорить.
Немного трясёт.
Он умер, практически истлел, когда мне было 11 лет. Это стало серьёзным ударом для меня и мамы. Но она политик, так что, знаете, умеет поправить на лице маску и спрятать эмоции в коробку. Семья, та семья, с которой мы жили теперь под одной крышей после смерти отца, очень быстро пожелала стереть его имя из наших жизней. Словно бы он был болезнью, которая наконец-то прошла.
Ладно, оставим это всё.
Мне всегда нравились хрупкие девочки и женственные мальчишки. Просто так вышло, что я выросла, а этот образ хрупкого тела в моих руках — нет. Я долго не понимала, с чем это связано, и даже пыталась вести нормальную жизнь. Ну, как нормальную... Найти плохую компанию гораздо проще, чем смысл жизни.
Свою первую я полюбила в 2010 году. Мне было всего 19, а ей 11, так что это не казалось чем-то ненормальным. Она и сама хотела, любила меня даже, наверное. Мне удалось спрятать тело достаточно хорошо, чтобы его не могли найти несколько лет. Мы с мамой к тому времени жили уже на другом континенте, так что я не волновалась.
Время шло, я стала жить отдельно, много путешествовала, помогая своим друзьям перевозить деньги и наркотики. Это не так тяжело, как может показаться. По крайней мере, я справлялась. Может, дело в улыбке, а может в чём-то ещё.
Шрамы я получила за год перед смертью. Тогда я уже достаточно глубоко влезла в дела. Получала неплохие деньги, но постоянно подвергалась риску. Знаете, тяжело работать в мужском коллективе, пусть и все они были моими друзьями. Меня не один раз принуждали к сексу, но я старалась расслабиться и получать удовольствие. Так вроде советуют? Представляла какого-нибудь юного мальчишку, который толком-то не знает, куда там что совать, и даже кончала периодически.
Я не помню, как умерла. Думаю, в больнице, после аварии. Мы убегали от полиции. Я помню крики, яркий свет, удар и темноту, наступившую после него. Жаль. Думаю, в женской тюрьме мне бы понравилось. Учитывая, что меня арестовывали за контрабанду, хранение и распространение, а не за убийства и изнасилования детей. О них, кстати, так никто и не узнал. Просто не связали, я так думаю. Разные страны, разные дети.
Вот такие вот пироги.
ABSOLVO TE |
Пробный пост:
Я прикусываю указательный палец пока жду. Он может быть хитрым, он может догадаться, что я думаю зайти. Надо ждать чуть дольше, чем хотелось бы. Просто мальчик не понимает, как прекрасен дар, что я ему преподношу. Это моя законченная картина, мой ритуал, моё искусство, если хотите. Лучшее, что может преподнести жизнь — смерть.
Почему же я не покончу с собой?
А ты тоже хитёр, прямо как мой мальчик. Спрашиваешь меня о таком, потому что жалеешь его. Я знаю, что все его жалеют. Я знаю, что он сам себя жалеет и мечтает о том, чтобы меня наказали, а его спасли. Спасли! Как будто есть от чего спасать. Как будто тот мир за пределами этой комнаты можно назвать спасением. Нет уж, тот мир можно назвать дерьмом. Только так. Ублюдские лица, отвратительные эмоции. Слова, которые они выталкивают из себя каждый день - это гниль, отравляющая саму суть мысли. Она отравляет всё: уродует любовь, насилует сознание людей, искажает саму суть Вселенной. Даже смерть опротивела этому стаду из-за "коллективного разума", внушающего им, что нужно жить. Как будто то, что вы, словно животные, размножаетесь, пьёте, жрёте, испражняетесь и делаете вид, что изучаете мир - это жизнь. Вы облачили её в какой-то невиданный наряд. Голый король. Нет ничего особенного в человеческой жизни. Нет ничего примечательного в ваших мыслях. Так нужно ли держаться за это? Нет, не нужно. Смерть - это самый большой бунт, протест, средний палец, брошенный в самое сердце общества. Это то, что заставляет ваши сердца биться чаще, пробуждает мысли такие, какими они должны быть. Это то, что делает нас людьми. Но всем плевать на смерть одной сумасшедшей. Они ведь считают меня сумасшедшей? Если нет, то стоило бы. А вот такой ребёнок, не получивший должной любви, внимания, заботы. Ребёнок, которого бросили все, кроме доброй незнакомки. Да, такая смерть ранит этих мразей в самое сердце.
Вот поэтому я ещё жива.
Я не могу прислониться к стене, потому что она слишком грязная. Это испортит облик. Но голова кружится, и мне приходится проявить немного ловкости, чтобы уцепиться за чистую ручку двери и при этом не прислониться к ней. Слишком много эмоций. Я всё не могу перестать думать о том, что мальчик меня обманывал. Что он не съедал и половины того, что я приносила. Что пил меньше. Что он придумал, как связаться с окружающими. Я играю свой этюд по нотам. Пальцы бегают по клавишам, отбивают ритм. И сейчас тот момент, когда захватывает дух, перехватывает дыхание, когда всё твоё сознание состоит из нот, звуков, отчеканивающих идею где-то на подкорке. Тело скрючивается над фортепиано, а я думаю, что меня могут прервать. Струна порвётся, клавиши отлетят или что-то хуже.
Я всё продумала. Я всё продумала. Я всё продумала.
Отпускаю ручку и смотрю на дрожащие пальцы. Я волнуюсь. Это нормально, естественно. Я знала, что так будет, поэтому последняя его еда без яда. Я должна сделать это сама. Я должна почувствовать, что всё кончилось и началось вновь. Это должно быть в моих руках, а не в руках дозы, проведения или хитрости мальчика. Именно поэтому сегодня я войду, рискуя всем.
Тяжёлая дверь невообразимо скрипит. Думал ли отец, что я буду применять его помещение так? Скорее всего, так оно и должно было применяться, так что всё в порядке. Меня не волнует ничего, что было до. И ещё меньше меня волнует, что будет после. Только здесь и сейчас я существую. Только здесь и сейчас я могу, имею право писать это самое "Я" с большой буквы, как будто стою на вершине мироздания. Вы скажете, что я перегибаю палку? Идите нахер. Это мой момент. И он будет таким, каким его хочу сделать я.
Приходится приложить немало усилий, чтобы сдержать рвотные позывы. Здесь ужасно воняет. Пожалуй, стоило и правда иногда запускать шланг с водой и вымывать все... нечистоты. Но это могло бы привлечь внимание. Уж лучше я вымою труп, а после и помещение. Осторожность, осторожность и тщательно продуманный план — вот секреты успеха.
Я сажусь на корточки рядом с мальчиком. Бедняга. Он ещё живой. Лежит в собственной блевотине и думает, наверное, что его кто-то спасёт. Как будто есть в этом мире хоть кто-то, кому не плевать на живых маленьких детишек. Дорогой, их волнуют только мёртвые. Пока ты не предстанешь перед публикой такой, ты не будешь им интересен. Но не волнуйся. Я сделаю всё, чтобы тебя заметили. Я украшу тобой центральный парк так, что у них сведёт челюсти от зависти. Ты будешь прекрасен и мёртв. А значит, свободен.
Большую часть моего лица закрывает платок. Стоит убрать его, и я не выдержу, знаю. Поэтому свободной рукой я залезаю в карман. Интересно, он будет сопротивляться из последних сил? Было бы неприятно. Я не хочу испачкаться. Потом может быть, но никак не сейчас. Всё должно быть торжественно-прекрасно. И если у мальчика такое вряд ли получится, то я должна быть на высоте. Холодный шприц уже зажат в моей руке, но я хочу посмотреть на него в последние мгновения.
Интересно, он готов к смерти? Я не знаю, как можно быть к ней готовым. Наверное, в этом одна из её прелестных сторон. Когда я в последний раз стояла на подоконнике своего офиса, то поспешила выбрать жизнь. Это было бы слишком предсказуемо, привлекло бы слишком мало внимания. А, ещё, конечно же, они бы решили, что я слишком много работала. Как будто в работе или отдыхе от неё есть какой-то смысл. Сплошное лицемерие. Как же хорошо, что в тот же день я его встретила! Такого беззащитного, одинокого. Он, наверное, думал, что сможет меня ограбить. Или обмануть. Или просто заставить накормить. Глупенький мальчик. Мир гораздо хуже, чем ты бы мог себе позволить. Хотя бы потому, что тут живу я.
Я просто крайне злой человек, или это какой-то вид сатанинского влияния, или что? Я не знаю. У меня нет идей по этому поводу. А у вас?